Ъ: «Президент не может быть специалистом во всем»

В сложной экономической ситуации бизнес не только ждет помощи от государства, но и сам готов помочь ему советом. О том, какой может быть программа выхода из кризиса, в чем неправ Центробанк и почему виноделие привлекает именитых инвесторов, в интервью “Ъ” рассказал уполномоченный по защите прав предпринимателей и председатель Союза виноградарей и виноделов БОРИС ТИТОВ.

— Как предприниматели пережили решения власти о введении контрсанкций в отношении недружественно настроенных к России государств?

— От наших ответных санкций пострадали по большому счету только импортеры: в аппарат омбудсмена поступали обращения в основном от тех, у кого на границе остались уже оплаченные товары. Особенно много их было в первую волну санкций. Когда вводились ограничения в отношении Турции, практически не было жалоб от наших компаний. Зато пришли турецкие. Прямо перед Новым годом, 29 декабря, целая делегация была: и строители, и транспортные компании, и те, которые производство здесь наладили.

Они больше говорили «в целом». Потому что хотя под санкции они не попали, но жить им стало намного сложнее — начались массовые проверки. Мы обратились в правительство с просьбой жестко отслеживать границы санкций. Запрещено строительным компаниям строить новые объекты, но старые нужно достроить. Поэтому должны обеспечить и квоты для строителей под завершение работ, и необходимый импорт для обеспечения работ и т. д.

— Кто из строительных компаний обращался?

— Самая большая турецкая ANT Yapi, например. Они не конкретные жалобы предъявляли, а пришли защищать свои права на будущее. Кстати, во время разговора с турецким бизнесом интересные вещи выяснялись — огромное количество компаний в России принадлежит туркам. Например, даже российской «дочкой» Samsung владеет Samsung Turkey, то есть корейцам российская компания принадлежит через турецкую.

— Если говорить о защите прав предпринимателей в России, в целом как за прошлый год поменялся профиль жалоб?

— Во-первых, их стало больше. По-прежнему растет количество уголовных обращений, и, к сожалению, количество людей, находящихся, например, в СИЗО на стадии следствия, увеличивается. В такой среде думать о новых инвестициях очень сложно, поэтому очень важно снизить коррупционное, административное давление на бизнес. Как — эти предложения есть и в докладе президенту, и в программе «Экономика роста».

— В ближайшее время вы представляете программу «Экономика роста» в правительство. В чем ее необходимость?

— Программу подготовил Столыпинский клуб. Непредсказуемость экономической политики выходит на первый план среди всех проблем для бизнеса. Он не знает, куда идти. У бизнеса свой взгляд на макроэкономические процессы, потому что предприниматели чувствуют, как регулирование экономики влияет на их бизнес.

— Каковы ее основные предложения?

— Источник дохода.

— Да. Поэтому сегодня нужна не экономическая стабильность, а рост. И всю политику надо переориентировать на привлечение новых доходов, создание новых источников прибыли. А прибыль может появиться только на производствах. Потенциал для несырьевого роста очень большой — у нас полно инвестиционных ниш. Это и малый, и средний бизнес, и углубление переработки ресурсов, и легкая промышленность, и т. д. Особым образом стоит развитие АПК и пищевой промышленности. Но, чтобы запустить маховик роста экономики, нужны кредиты — инвестиционные, долгосрочные, дешевые. И наша программа по большому счету именно о таком кредите.

— А где взять деньги на инвесткредиты? Если мы правильно поняли, то вы предлагаете провести эмиссию.

— Критики вашей программы говорят, что такие меры обернутся высокой инфляцией…

— Да, сегодня нас критикуют, указывая, что эмиссия якобы может повлечь рост инфляции и что выпущенные средства могут быть неэффективно использованы. Это не так. Чтобы деньги дошли, оказались в реальной экономике, во всем мире работают системы проектного финансирования, которые поддерживаются инвестбанками, государственными институтами развития. Мы говорим не про глобальные проекты, как, например, мост в Крым. Нам нужны десятки тысяч, даже сотни тысяч менее масштабных проектов, предприятий, которые смогут обеспечить рост экономики. Мы предлагаем использовать специальные целевые механизмы связанного проектного финансирования: речь идет о кредитовании коммерческими банками или институтами развития под залог проектных облигаций. Кроме банка деньги в проект должны вложить инвесторы. Естественно, прежде чем выдавать инвесткредиты, банки оценят бизнес-план, окупаемость проекта. Затем эти облигации коммерческий банк сможет с дисконтом рефинансировать в ЦБ — получить необходимые долгосрочные ресурсы под специальную ставку. Поскольку деньги связанные, риски инфляции и того, что деньги будут использованы не по назначению, полностью уходят.

— Не получится, что все деньги в итоге уйдут тому же крупному бизнесу, у которого есть хоть какая-то собственная возможность для софинансирования, о котором вы говорите?

— Конечно, первыми в очереди стоят те, кто уже имеет определенное положение на рынке. Новичкам доверять всегда сложнее. Но возможность профинансировать 15–20% и получить от банка беззалоговый кредит на все остальное — это то, о чем мечтают почти все предприниматели. Проектов очень много. Например, у Фонда развития промышленности сегодня заявок на 400 млрд руб., а его капитализация — всего 20 млрд. Плюс 20 млрд обещали еще.

— И все-таки что вы думаете о потенциальном разгоне инфляции?

— Вы часто критикуете ЦБ за то, что он не понимает реальных причин инфляции в стране, отказываясь снижать ключевую ставку. Но в декабре политику банка поддержал президент. Получается, Владимир Путин тоже не понимает источника инфляции?

— Руководителя всегда формирует его команда, президент не может быть специалистом во всем. Одна макроэкономическая команда у власти более 15 лет. Они называют себя монетаристами, хотя Милтон Фридман был бы немало удивлен некоторыми их пассажами. И действительно, в период высоких цен эта политика обеспечивала стабильность. Но в кризис она явно дает сбой. Посмотрите, как вели себя ЦБ в кризис — все снижали ставку. Даже самые ближайшие к нам — например, ЦБ Казахстана. Он заморозил процентную ставку с 2013 года. Они прошли вместе с нами две волны резкого падения тенге, но их ЦБ не тронул ставку, оставив ее в размере 5,5%. А их валюта упала чуть меньше, чем рубль за это время.

— А инфляция?

— У вас есть план, что должно делать правительство. Может, вам поступали предложения занять какой-нибудь пост в кабинете? Например, когда встал вопрос об уходе Николая Федорова с поста министра сельского хозяйства, наши источники рассказывали, что вашу кандидатуру тоже рассматривали…

— Я периодически слышу, что мою кандидатуру где-то рассматривают, но никто ко мне не обращается. (Улыбается.) Никаких конкретных предложений не было, и более того, я считаю, что моя нынешняя должность позволяет мне делать больше. Если мне предложат пойти в правительство, на какую-нибудь должность по текущему управлению, я не пойду. Потому что в существующей системе координат будет практически невозможно добиться каких-то серьезных изменений. Если появится новая структура, будет создан центр развития, администрация развития, то туда я пойду с большим удовольствием.

— Пока информации о создании такой структуры нет. Но уже стали появляться слухи, что вы намерены покинуть свой пост в пользу Госдумы.

— Конечно, никогда не говори никогда. То есть, возможно, в каком-то будущем решения будут созревать, но пока я сосредоточен на работе омбудсмена. На этом посту (бизнес-омбудсмена.— “Ъ”) еще поле непаханое. Хотя да, многие вещи можно было бы через политику решать эффективнее, у нас явный недостаток сил на праволиберальном фланге и явный переизбыток левого крыла в этой нише работает, в том числе главная партия страны. С другой стороны, я там, в политике, уже был и понял, что кроме идеологии, убеждений в каждой партии есть и вторая сторона — политтехнологическая, борьба за избирателей любыми средствами, поэтому все наши правые: и СПС, и «Правое дело», и Прохоров (Михаил.— “Ъ”) бросались искать голоса на левом фланге. Кроме того, постоянная борьба политиков не за результат, а за лидерство внутри. Тогда я понял, что я совершенно неполитический человек, неполиттехнологический, и ушел из «Правого дела», кстати, еще задолго до прихода туда Прохорова.

— В вашей текущей должности вам приходится с очень большим количеством людей, условно говоря, ругаться. В конце года вы активно выступали против системы взимания платы с большегрузов «Платон». Потом вы боритесь с силовиками, чтобы уменьшить уголовное давление на предпринимателей…

— Бывает, приходится вступать в конфликты, но больше мне приходится проявлять дипломатические навыки. Потому что поругаться с ходу очень просто, но потом уже ничего не решишь — ни маленького, ни большого. Поэтому приходится искать компромиссы. По «Платону», кстати, у нас была очень, по-моему, взвешенная позиция. Мы предлагали изменить ставки, ввести опытный период, понимая, что отменить систему уже невозможно, невыгодно.

— Бизнес-сообщество до сих пор обеспокоено этим вопросом или накал спал?

— Мне кажется, уже спал. Крупные и средние компании получили оборудование, Минтранс ввел режим маршрутных карт, чтобы фуры могли передвигаться и без оборудования. В основном протест шел от малых, частных владельцев индивидуальных транспортных средств, которые действительно теряют свой заработок, который, правда, был часто не очень легальным.

— А по ЕГАИС есть жалобы? С нового года она запустилась в оптовом звене.

— Система немного сбоит, долго приходится ждать ответ, но в целом работает. После 1 января к нам жалоб не поступало. Основная нагрузка на нее ляжет летом, когда розница должна будет фиксировать свои продажи.

— Вопрос к вам как к председателю Союза виноградарей. Министр сельского хозяйства Александр Ткачев считает, что за семь лет российские производители вина могут полностью обеспечивать себя отечественным сырьем. Вы с этим прогнозом согласны?

— Давайте подсчитаем. Виноград начинает плодоносить через четыре года. То есть три года остается, чтобы высадить 150 тыс. га. Когда-то у нас было более 180 тыс. га виноградников, сегодня у нас 61 тыс. га, вместе с Крымом — около 90 тыс. га. В общем, нам предстоит сильно потрудиться, чтобы выполнить задание господина Ткачева. (Смеется.) Но мы не обеспечены для этого ни саженцами, ни сельхозтехникой, ни деньгами.

— При нынешних условиях сколько лет надо, чтобы виноделы перешли на отечественное сырье?

— Реально лет двадцать. При условии, что развитие отрасли будут стимулировать. Сегодня мы только-только приняли специальный акциз для вина из отечественного винограда, сниженный на 50%. Просили, правда, ноль. Теперь боремся, чтобы уменьшить стоимость лицензии для фермерских хозяйств. Предлагают 800 тыс. руб. с них брать, мы выступаем за 50 тыс. Решение не принято, сложно идет, многие упираются.

— Кто упирается в первую очередь?

— Вам конкретные фамилии? Например, Андрей Макаров, глава комитета Госдумы по бюджету.

— Как идет процесс импортозамещения в «Абрау-Дюрсо»?

— Я бизнесом не занимаюсь. Не имею права. И, честно говоря, времени не хватает, чтобы серьезно вникать, поэтому не отвечу.

— При всех барьерах в последнее время появились интересные инвесторы на винном рынке. Андрей Костин (глава ВТБ), например. Недавно Геннадий Тимченко проявил интерес. Можно ли говорить о том, что инвестиционная привлекательность этого рынка за последнее время выросла и за счет чего это произошло?

— Виноделие — это особая статья.

— Во-первых, это красиво.

— (Смеется.) Анекдот вспоминать не будем, но виноделие — это, правда, красиво. Поэтому люди, имеющие ресурсы, инвестируют туда, даже не очень надеясь, что получат быструю окупаемость.

— Представитель господина Тимченко, кстати, говорил, что они рассматривают разные варианты партнерства с действующими участниками винного рынка. Вам как владельцу «Абрау-Дюрсо» они уже что-то предлагали?

— Я давно знаком с Геннадием Николаевичем. Еще с 1980-х годов. У него пока до конца не сформировалась идея. В целом мы в союзе готовы помочь с приобретением активов — мы знаем рынок и сейчас много земель и хозяйств выставлено на продажу. Если он захочет что-то вместе делать с «Абрау», то руководство компании, я думаю, с удовольствием согласится. (Улыбается.)

Интервью взяли Анастасия Дуленкова и Олег Трутнев
Подробнее:http://www.kommersant.ru/doc/2895655