«ЭКОНОМИКА РОСТА»: КАК СДЕЛАТЬ ПРОГРАММУ ПЛАНОМ

Даже в самые трудные периоды экономическая мысль страны не стремится достичь соглашения о путях выхода из кризиса. Никто не думает о главном: что выгоднее для бизнеса и населения страны

После новогодних каникул можно было ожидать новой критики не только в адрес программы » Экономика роста» (ЭР) Столыпинского клуба, но и любых других предложений изменить существующую денежно-кредитную политику (ДКП), валютное регулирование, налогообложение бизнеса и экономическую стратегию России в целом. И не только потому, что авторы программы, к сожалению, оказались правы в своих прогнозах — нефть оказалась сильно дешевле, рубль «уверенно» движется к диапазону 90-100 рублей за доллар, и даже оптимистичный Международный валютный фонд снижает прогнозы для ВВП России. Дальнейшее ухудшение экономической ситуации не побудило правительство и Центробанк к улучшению бизнес-климата, к стимулирующей ДКП, и все «реформы», похоже, выразятся только в повышении налоговой нагрузки на бизнес (ужесточение политики завышенных кадастровых оценок) и на потребителя (акциз на шины).

Уважаемым либеральным «правительственным» экономистам (главе Банка России Эльвире Набиуллиной и министру экономического развития Алексею Улюкаеву) все труднее обещать руководству скорый выход из кризиса. Они, видимо, вынуждены утверждать, что если тронуть существующие механизмы ДКП, то «стабильность» рухнет. Ответить Столыпинскому клубу от своего имени в публичной дискуссии (хотя бы в рамках Гайдаровского форума) правительству трудно. Авторы программы не предлагали перейти к каким-то «реакционным» (в противовес «либеральным») или «плановым» (взамен «рыночных») методам управления даже в условиях самого глубокого кризиса. В программе также не предлагается изменить политику именно Центробанка. Сейчас нет задачи искать «виновных в кризисе». Правительство и ЦБ сами уже ничего не изменят в экономике. Российское правительство, удивительным образом сочетая большое количество очень квалифицированных специалистов с отрицательными результатами управления, и «либеральный» ЦБ на сверхмонополизированном рынке стали лишь элементами механизма управления экспортно-сырьевой экономикой.

Что «не так» в российской экономической модели

Недостатки существующего механизма ярко проявляются в неготовности экономики развернуть импортозамещение, неразвитости внутреннего рынка капитала, чрезмерной монополизации инфраструктурных отраслей. Чтобы показать это власти, ЦБ мог бы лучше, чем любое другое ведомство, объяснить, что происходит с бизнесом, с финансовыми рынками, со сбережениями и с экономикой в целом. Но ЦБ этого не хочет, а если захочет, то ему придется разделить ответственность за то, о чем говорил на Гайдаровском форуме глава Сбербанка Герман Греф, — что наша страна отстала, превратилась в аутсайдера технологического развития и нуждается в перестройке государственных институтов. Это нужно в первую очередь для ускоренного роста экономики России, точнее, чтобы выйти из непрерывного отставания от Запада и КНР.

Экономика России основана на экспорте сырья больше, чем в сопоставимых странах (сегодня это уже только Бразилия, поскольку трудно привести в качестве аналогии другие государства, сравнимые с Россией по объему и структуре ВВП и доходов бюджета, уровню жизни и социальному составу населения). Доля государства в таких основных отраслях, как ТЭК, транспорт и ВПК, превышает 50%. Крупный и средний частный бизнес в промышленном производстве и строительстве зависит от государственных заказов уже больше, чем в любой из сравнимых с Россией по объему ВВП стран. Поэтому как государственный, так и частный сектор пострадал от падения сырьевых цен больше, чем в любой индустриальной экономике. Как можно вернуть рост ВВП без роста нефтяных цен?

Сегодня в России работает относительно простой механизм взаимосвязи мировых цен на сырье и темпов внутреннего экономического роста.

1. Снижение цен на одни виды сырья из-за роста конкуренции (нефть) и падение спроса на другие (на металлы — из-за Китая, на газ — из-за «Европы») ведет к ослаблению рубля.
2. Слабый рубль порождает падение потребительского и промышленного спроса на большинство товаров, что сокращает ВВП (как в валюте, так и в «натуральном выражении»).
3. Снижение потребления и производства увеличивает риски, ведет к сокращению и удорожанию кредита, росту проблемной задолженности, в результате стартует банковский кризис.
4. Теряя не только нефтяные доходы, но и налоговые поступления от бизнеса, власти сокращают бюджет (читай: потребление), одновременно пытаясь любой ценой отбирать средства у предприятий, все меньше обращая внимание на способность последних выжить, сохранить рынок и рабочие места.
5. Бизнесы закрываются, теряя и заказы (не только от государства), и имущество (пример — налог на коммерческую недвижимость, уплачиваемый исходя из завышенной властями кадастровой стоимости).
6. Невозможность применить в стране даже оставшийся частный капитал стимулирует его отток за границу, что еще больше сокращает доходы бюджета и снижает курс рубля.
7. Последней возможностью для выживания крупных (в особенности государственных) сырьевых экспортеров и бюджета становится поддержание объемов экспорта любой ценой. Этот процесс, характерный и для ряда других сырьевых стран (каждая из них надеется, что кто-то другой сократит добычу), сопровождается еще большим падение цен на сырье, курса национальной валюты, доходов бизнеса, населения и бюджета.
8. Результатом развития по такой «спирали» становится хроническое сокращение производства и инвестиций (ведь нельзя рассчитывать на их рост, когда при плохой конъюнктуре рынка растет, а не снижается фискальная нагрузка), а сокращение кредита доходит до стадии, когда его получают только «необходимые» для бюджета бизнесы (то есть госпредприятия через госбанки).

При сочетании падающего спроса, усиления налогового и административного давления и отсутствии финансирования экономика попадает в ловушку, ведущую уже не к рецессии, а к депрессии. Такие ошибки совершали и на Западе, но очень давно (Великая депрессия в США). Однако в России ситуация осложняется чрезмерной зависимостью от экспорта одного вида сырья и импорта товаров первой необходимости, слишком высокой долей занятых в госсекторе и сложившимся недоверием бизнеса к правовой системе — то есть «инвестиционным климатом». Недостаток финансирования усугубляется не только санкциями Запада, но и «либеральным» валютным законодательством, созданным для облегчения движения капитала в период до санкций.

Реформировать лишь отдельные элементы этого механизма нельзя. Если, например, ограничить движение капитала без увеличения кредитной поддержки всего бизнеса, можно нанести экономике непоправимый удар. Построение нового механизма — вопрос, с точки зрения правительства и ЦБ вообще не обсуждаемый, поскольку такое решение означает большие потери для сегодняшней экономической элиты.

Насколько дальнейшее развитие ситуации предсказуемо с учетом прогнозов продолжительного нахождения сырьевых цен «внизу» и опыта сопоставимых с Россией стран? Банк России и правительство не дают прогнозов, за исключением того, что снижение цен на экспортируемое сырье приведет к неизбежным секвестрам бюджета, росту налогов и что рост инфляции может заставить вновь поднять ставки ради эфемерной стабилизации. То есть «чем хуже будет бизнесу — тем хуже мы ему сделаем». Поэтому прежде чем обсуждать, какой механизм предлагается взамен непригодного, власть должна начать серьезно рассматривать оценки и прогнозы ситуации, исходящие не только от тех, кто сегодня «либерально» управляет экономикой.

Немного прогнозов

В краткосрочной перспективе и население, и бизнес, и правительство, и политическую власть волнует курс рубля. Тут «все просто»: бюджету нужна рублевая цена нефти около 3150 рублей за баррель, так что, например, при средней за 2016 год цене Brent 30 долларов за баррель курс национальной валюты должен быть не выше 100 рублей за доллар. Но средняя цена нефти, скорее всего, окажется выше (наш прогноз — более 35 долларов, но вряд ли 50 долларов, как ожидает глава «ЛУКойла» Вагит Алекперов). Однако отсутствие инвестиций в ТЭК в 2015-2016 годах и экономия на инфраструктуре несущественно улучшат состояние бюджета. Министр финансов Антон Силуанов уже говорит о 10-процентном секвестре, так что 2800 рублей за баррель бюджет сможет пережить. То есть даже при цене барреля 20 долларов сейчас и 30-35 долларов через год (что пока видится по ценам «дальних» фьючерсов и прогнозам добычи у основных экспортеров) российский бюджет устроит даже «средний» за год курс около 100 рублей за доллар. А при 27-30 долларах за баррель Brent сейчас и 40-42 доллара год спустя бюджет будет исполнен при 80 рублях за доллар. (О том, что получат бюджетники при таком рубле, пока лучше не думать.) Сегодня мы ориентируемся на прогноз по довольно простой регрессионной модели: при 32 долларах за баррель Brent «справедливым» будет курс 78 рублей за доллар. Каким при этом будет уровень цен на продукты питания и услуги ЖКХ? При том подходе, который исповедует нынешнее руководство ЦБ, и неизбежном росте инфляции до 15-16% ключевая ставка ЦБ вновь будет повышена. И будет ли смысл говорить об импортозамещении при такой ставке, как сегодня, или еще более высокой? То есть эффект от ослабления рубля получат только экспортеры, а позитивный эффект для всех остальных будет нивелирован ростом ставок и отсутствием ликвидности у банков.

К сожалению, Россия не может использовать опыт развитых стран в управлении денежной массой, так как мы не можем печатать резервную валюту, а финансовый рынок у нас настолько мал и монополизирован несколькими «госбанками», что передаточный механизм изменения ставок часто действует слабо и порой непредсказуемо. Поэтому мы предлагаем целевое «количественное смягчение» от ЦБ, когда эмиссия рублей будет направлена непосредственно в инвестиционные проекты — банки де-факто станут лишь расчетным центром между ЦБ и предприятиями обрабатывающих отраслей.

Конечно, России может помочь «непредсказуемый» скачок цен на нефть («дно» цен на которую будет, вероятно, достигнуто в первом полугодии 2016-го). Ведь так уже было — правда, давно: в 1973 году. И все же наиболее вероятные сроки завершения кризиса и стабилизации рубля на среднем уровне не намного ниже 75 рублей за доллар — это лишь 2017-й. Так что вероятное бездействие в 2016 году — это еще один упущенный год жизни экономики страны, который может стоить нескольких миллионов безвозвратно потерянных рабочих мест, а затем еще нескольких лет преодоления отставания.

Профессиональная критика программы «ЭР» и идеологические штампы

Интересно, что даже в самые трудные периоды экономическая мысль страны не стремится достичь соглашения о путях выхода из кризиса. Водораздел проходит не только по границе «чиновник — не чиновник» и не только в зависимости от источников финансирования. Этот водораздел — в образе мыслей, когда через 25 лет после краха СССР экономисты обвиняют друг друга то в желании «восстановить Госплан», то в «следовании заветам МВФ». Такое трудно встретить даже в Восточной Европе и невозможно — в США и Израиле. Никто не думает о главном: что выгоднее для бизнеса и населения страны. Только критика «Экономики роста» со стороны известных профессиональных экономистов и представителей частного бизнеса ( Андрей Мовчан и Александр Шохин) конструктивна и сфокусирована на предлагаемых подходах к изменению денежно-кредитной политики и на применении налоговых инструментов для восстановления экономического роста. Все прочие возражения сводятся к выкрикам: облегчая доступ бизнеса к кредиту, «нас ведут в Зимбабве» и «вы хотите взять под контроль денежные потоки».

Предлагаемое Столыпинским клубом и «Деловой Россией» денежное стимулирование реального сектора экономики отвергается правительством и ЦБ в условиях падения спроса и сбережений, высокой инфляции, изношенности основных фондов, высоких рисков предпринимательства. Но без него и при высоком уровне внутреннего недоверия в стране будет недостаток частных инвестиций. А дальнейшее сокращения денежной массы — это лишение бизнеса (и частного, и госсектора) оборотных средств.

Кроме того, ЦБ, невзирая на потребности бизнеса, продолжает агрессивную «санацию» банковского сектора. Санация, хотя и ликвидирует часть неплатежеспособного или «криминального» банковского сектора, одновременно лишает огромную часть российской экономики (малый и средний бизнес) возможностей кредитования и вообще банковского обслуживания. Проводя политику ликвидации малых и средних банков и ничего не предлагая взамен, «либеральный» ЦБ способствует сокращению частного бизнеса в стране, ликвидации рабочих мест и росту социальной напряженности.

ЦБ не хочет признать очевидного: денежная база формировалась под иностранные источники кредита, а развитие экономики ориентировалось на спрос из этих стран. Теперь без всякой вины ЦБ сырьевая ориентация нашей экономики и ее зависимость от внешних рынков стала причиной кризиса. Никто не критикует ЦБ за это, но зачем же отказываться от диалога с бизнесом, пытающимся найти выход из ситуации в интересах не только «частников», но и всех заемщиков? Если бы Банк России немедленно после объявления санкций взял курс на замещение внешних источников кредита внутренними, то российские компании от санкций только бы выиграли. Ведь Россия является донором финансовой системы США и ЕС, ежегодно размещая там под низкие проценты 100 млрд долларов и более, вывозя весь свободный капитал. Накопленный общий объем такого вывоза на конец 2015 года превысил 1 трлн долларов, в то время как величина поступивших в Россию иностранных инвестиций за все годы — вдвое меньше. При этом российские эмитенты уже давно выплачивают по внешним обязательствам больше, чем получают. Иными словами, вывозят длинные дешевые деньги, а привлекают дорогие и в основном короткие. Если это не так, то должна быть конструктивная критика со стороны ЦБ, правительства. Но ее нет, как не было и год назад.

Также нельзя не согласиться и с мнениями экономистов (Андрей Мовчан) о необходимости стимулирования частных инвестиций, в том числе иностранных, для повышения доступности квалифицированных трудовых ресурсов, снижения налогового бремени в части социального обеспечения за счет бизнеса, стимулирования частных пенсионных накоплений граждан. Действительно, бизнес не мотивирован тратить деньги на подготовку персонала в больших объемах, чем это необходимо для текущих операций. Нет и доверия к работодателям в долгосрочной перспективе, поскольку на пенсию никто не рассчитывает (особенно при таком «управлении» пенсионными фондами).

Проблема пенсионной системы вообще может стать для госфинансов той «тростинкой, что переломит хребет верблюда», так как демографический провал прошлых лет неминуемо (если не сделать нужных и быстрых реформ) приведет к тому, что соотношение средней пенсии и средней заработной платы, составляющее сейчас около 30%, скоро опустится до 15-20%, чего не наблюдалось ни в одной стране мира. Но ведь программа «ЭР» предлагает в том числе появление инструментов инвестирования для пенсионных фондов. Также стоит дополнить программу предложениями по реформированию пенсионной системы в сторону более рыночной модели (defined contribution против существующей defined benefit) — аналог американского закона 401(k), когда работники и (или) их работодатели лишь перечисляют определенные взносы от зарплаты, а будущий пенсионер сам несет инвестиционные риски, распределяя эти долгосрочные активы на финансовом рынке, — такая система снимет риски с бюджета и повысит ликвидность российской финансовой системы.

С учетом конструктивной критики можно доработать «ЭР» как модель улучшения государственного регулирования, а не как ее полную альтернативу. Важно убедить власти, что «ЭР» — это не угроза, а шанс избежать социального взрыва и выхода экономики из-под контроля. Другой вопрос, что даже такие предложения не находят поддержки в правительстве. Можно предложить пилотный проект на уровне одного большого региона, где бы была построена и применена модель управления экономикой с использованием предлагаемых в «ЭР» механизмов и при поддержке со стороны Банка России, но это потребует времени.

Как убедить элиты в полезности программы «ЭР»

При анализе предложений авторов «Экономики роста» приходится слышать, что академик Сергей Глазьев предлагает некий российский вариант «госкапитализма с элементами китайской модели».

Для любого специалиста очевидна несопоставимость российских и китайских условий экономического развития ни в начале рыночных реформ, ни сегодня. Предлагается не копировать что-то «азиатское», а использовать механизмы программно целевого развития, хорошо известные как макроэкономистам, так и специалистам по госуправлению экономикой.

В кризисный год стоит максимизировать PR-усилия на том, чтобы убрать четко прослеживаемую в рядах конструктивных критиков программы связку «Столыпинский клуб — лобби производственников» и «Программа «ЭР» — попытка предпринимателей выжить в кризис». Эта неплохая логическая сцепка для профессиональных кругов явно лучше тезиса оппонентов «Программа «ЭР» — это Госплан». Однако во время избирательной кампании в Думу неплохо было бы добавить что-то для широкого круга предпринимателей (взять из существующей программы и вывести это на первое место вместо вопросов ДКП). Это нашло бы понимание и у электората. Можно предложить вывести на первые полосы обсуждения и дискуссий с властью вопросы налогообложения (особенно в части, ограничивающей рост занятости), импортозамещения (в контексте роста рабочих мест под новые производства), пенсионной системы и уровня процентных ставок не только для предприятий, но и для населения (в первую очередь ипотека).

Алексей Голубович

Источник: http://expert.ru