Яков Миркин: какое будущее ждет экономику России?
В начале нового года зададимся вопросом: что будет происходить в российской экономике? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте определим стартовые точки: базовые условия, в которых мы находимся.
1. Глубокая зависимость от экспорта сырья. Наша модель экономики, по сути, основана на обмене сырья на бусы – товары народного потребления, оборудование, которое мы не производим. В начале 2015 года Росстат отчитывался, что в месяц в России производится один трамвай и четыре троллейбуса. С апреля данные о производстве трамваев исчезли из статистики. Мы можем и дальше идти по номенклатуре производства, очень обычной и простой, и видеть, насколько глубоки проблемы.
2. Глубокая зависимость от импорта. По данным Минпромторга 2014 года эта зависимость составляла до 80-90% в таких отраслях, как станкостроение, электронная, тяжелая промышленность, до 40-60% – розничная торговля, фармацевтика. В 2015 году произошли некоторые замещения импорта, особенно там, где производят продовольствие и лекарства, но в целом тяжелая зависимость продолжает сохраняться.
3. Жестокая зависимость от якорного клиента – Европейского Союза. Перед нынешним кризисом на ЕС приходилось около 50% товарооборота, в 2015 году чуть поменьше – 46%. Доля ЕС в положительном сальдо торгового баланса России еще выше, чем в товарообороте – около 60%. ЕС – якорный клиент, который «перестал нас любить»: официально в своих политиках ЕС заявляет о необходимости снижения доли России на рынке топлива. До 2014 года треть рынка топлива ЕС покрывалась за счет поставок из России. В странах Восточной Европы эта доля доходила до 80-100%. В ближней перспективе нас ждет физическое сокращение экспорта сырья в ЕС.
4. Технологический бойкот – санкции. Модернизируя реальную экономику в «золотые 2000-е годы», после 2010 года, занимаясь массовым импортом (прежде всего из ЕС), мы постепенно утрачивали способность производить средства производства. И не импортировали их, как это делалось в 1930-е годы. Мы теряли научные школы, а вместе с ними – десятки технологий. Статистика Росстата показывает, что мы производим около 200 станков в месяц, это всего несколько процентов от выбытия станочного парка. Существует реальный риск превращения в «большой Иран» – технологически устаревающую экономику. Может ли эта проблема быть решена поставками из Китая? По многим обстоятельствам – большой вопрос.
То замечательное золотое время в 2000-х годах, когда мы рапортовали об успехах, было ничем иным, как временем длительного ослабления доллара США по отношению к евро, в результате чего цены на нефть, на газ, на металлы стремились вверх. Однако у доллара США есть свои длинные циклы. В декабре 2015 году будут опубликованы результаты исследования, в котором мы объясняем механизм этих длинных волн и делаем свой прогноз. Коротко говоря, он связан с бизнес-циклами в США, с антициклической политикой Федеральной резервной системы, и с возникновением дифференциала процентных ставок – разницей между процентными ставками в США и в Европейском союзе, в частности в Германии. Повышение процента в США гонит инвесторов на рынок США и, соответственно, приводит к длинному укреплению доллара. Это очень ясный, очень понятный механизм. Мы предполагаем, что впереди еще три-четыре года того, что мы называем территорией «сильного доллара» с давлением на цены на сырье вниз. Это значит, что, даже если отложить в сторону геополитику, нам нужно будет переживать трудности, связанные с низкими ценами на сырье, еще три-четыре года.
Таким образом, в результате падения мировых цен на сырье, вытеснения России с рынков сырья, технологического бойкота и сверхволатильности, мы имеем экономику, находящуюся на слабеющей траектории. Определенная стабилизация в 2015 году произошла за счет роста военного производства, но ни одна из названных проблем при этом не решена. Риски технологического бойкота, когда физически сокращаются не только поставки самолетов, судов, локомотивов, но и оборудования для производства средств производства, могут негативно воздействовать на саму способность что-то делать в цехах и сказываться на ВВП. Если ситуация не изменится, нас ждут социальные риски, сравнимые с теми, что имели место в начале 1990-х годов. Они могут наступить, если снижение ВВП на душу населениядостигнет трех раз, то есть, если в течение следующих двух лет мы придем к показателю ВВП на душу населения примерно в размере $4-5 тыс. (в 2014 году этот показатель по России составлял $14,5 тыс.). В Москве эти показатели иные: региональный валовой продукт на душу населения перед кризисом в Москве составлял $30 тыс. В 2015 году он, по оценке, достигнет около $18 тыс., что сравнимо с показателем Чехии. В крупнейших городах есть определенная «подушка», но риски все время повышаются.
Каковы возможные сценарии развития российской экономики в этих условиях? Рассмотрим несколько вариантов.
1. Финансовый удар: Вероятность: 10-15%.
Резкое повышение курса доллара, сочетающееся с падением цен на сырье, с «финансовыми инфекциями», передаваемыми на внутренний рынок, генерируют неприятности, которых экономика не выдерживает и начинает закрываться от внешнего мира. Имеется в виду не только падение финансовых показателей, но и физическое, ощутимое замедление экономики в условиях геополитического давления.
В попытке преодолеть острый кризис и двинуть экономику вперед правительство наращивает объем военных расходов и стремится повысить норму накопления. Это приводит к нерыночной мобилизации в финансовом секторе. Замораживание цен, фиксированный валютный курс, включение печатного станка.
Дальнейшее огосударствление экономики, ее сужение по следующей формуле: сырье плюс аграрный сектор, плюс военно-промышленный комплекс. Очень большие провалы в секторе производства гражданской продукции. Ситуация хуже, чем в период СССР. Тотальная зависимость от импорта гражданской продукции из-за рубежа. По мере сокращения импорта из ЕС будет расти импорт из Китая. Сращивание с ним, минуя ЕС, жизнь в обнимку: поток сырья против потока оборудования и товаров народного потребления.
2. Замороженная экономика: Вероятность 40-45%.
Экономика латиноамериканского типа: большая, устаревающая, стагнационная полузакрытая экономика со стабилизацией на более низком уровне, чем сейчас. Медицинская аналогия: после удара состояние больного стабилизировалось на более низком уровне, чем до удара. Можно ожидать следующего приступа, следующих неприятностей, после чего произойдет новая стабилизация на еще более низком уровне.
Примерно то, что мы видим сейчас: низкие нормы накопления, темпы роста около нулевых, риски дестабилизации, волатильность. Сужение экономики до пределов сырьевого и аграрного секторов, плюс ВПК. Псевдолиберальный финансовый рынок. Очень низкая насыщенность экономики деньгами, низкая доступность кредитов. Тяжелое налоговое бремя. Очень дорогое государство (Конечное потребление государства – 18-19%, это выше, чем даже в Китае). Редкие «острова» иностранных инвестиций. Высокий процент. Бюджет, все меньше тратящий на человеческий капитал и вложения в производительную экономику.
3. Модернизация по инициативе государства: Вероятность 35-40%.
Нечто подобное сделал Франсиско Франко в конце 1950-х годов при согласии и поддержке США и других развитых государств Европы. Каудильо создал команду молодых технократов, специалистов, которые действовали рациональнее, суше, технически. Испания приоткрылась миру. Именно тогда были заложены основы современной инфраструктуры, созданы предпосылки для развития туристической отрасли. Более высокие темпы роста были обеспечены при сохранении политического консерватизма. После ухода Франко результаты реформ стали основой будущего экономического чуда в Испании.
4. Внезапный поворот: Вероятность 5-10%.
В рамках «Столыпинского клуба», в состав которого я вхожу, это называется прагматичным либерализмом. Речь идет об экономике, которая вошла в режим экономического и финансового форсажа с расширенным вмешательством государства. Но не государства прессинга, давления, растущих регулятивных издержек, а государства, где все подчинено целям роста модернизации, высвобождения энергии бизнеса, и в первую очередь – росту потребления, качества и продолжительности жизни.
При обсуждении этого сценария все вокруг начинают улыбаться и говорить: «Не при нашей жизни!». Я отвечаю, что в 1977 году никто не мог предположить, что бывший генеральный секретарь ЦК КПК Дэн Сяопин и так называемая «Банда крепких стариков» заложат в идеологизированном и полицейском Китае реформы, которые кардинальным образом изменят страну. Что это за политика? Это – политика в ее финансовой части (экономической не касаюсь):
Доступного кредита;
Низкого процента;
Постепенного, взвешенного роста монетизации до уровня «новых индустриальных экономик»;
Расширенного, но очень осторожного использования административных инструментов, чтобы нормализовать доставку кредита в регионы, среднему и малому бизнесу, в точки быстрого роста;
Умеренно заниженного валютного курса национальной валюты (ни один случай экономического чуда, сверхбыстрого роста не происходил при переоцененной национальной валюте, чем мы в России страдали многие годы);
Сильных, очень легких для применения налоговых стимулов, заставляющих расти и делать инвестиции, сокращения налогового бремени. Налоговая нагрузка в экономике РФ составляет сегодня около 40% ВВП – с такой нагрузкой экономики не растут;
Урезания регулятивных издержек – они у нас растут по экспоненте – мы считали статистику;
Роста нормы накопления, в том числе государственных инвестиций в человеческий и реально производительный капитал (последнее – лучше через финансовые рынки);
Очень сильного антимонопольного регулирования, диверсификации собственности, поощрения создания конкурентной, рыночной среды;
Предоставления максимальных льгот для среднего и малого бизнеса, все – для роста имущества и доходов среднего класса, его внутреннего спроса на недвижимость, на землю, на участия в бизнесе.
Мы называем все это – финансовый форсаж или финансовая политика стимулирования экономического роста и модернизации. Ей, конечно, должна соответствовать другая экономическая политика. В ее рамках, наверное, стоит «перезаключить контракт» с Западом (но это тема отдельного разговора). Окно возможностей, в том числе в части взаимоотношений с Западом, пока еще есть.
Здесь есть, что обсуждать в части вмешательства государства и характера этого вмешательства. Но я скажу примерно следующее – можно еще четверть века ждать нормализации процента в банковской среде, однако эта нормализация не произойдет, потому что пять банков (из которых четыре с государственным участием) контролируют более 50% активов банковского сектора. 20 банков контролируют 85% активов. В этой среде, состоящей из «слонов», ждать, что невидимые рыночные силы нормализуют процент, когда этого ждали уже в течение четверти века, бесполезно.
Прошу прощения за медицинскую аналогию: российская экономика находится в состоянии больного, который уже не подлежит амбулаторному лечению, ему нужна операция. Шаг назад – два шага вперед. Хирургическое вмешательство как государства развития, очень осторожное, в пользу рыночности, а не ей во вред, нормализация (особенно финансового сектора), а затем – либерализация, когда больной окрепнет и станет понятно, что он может устоять на своих ногах. Так делали во всех «новых индустриальных экономиках». Это очень сложная, часто непубличная политика, в которой каждый кусочек паззла имеет свое значение и должен применяться вместе со всеми остальными.
Наш запас стабильности при прочих равных (геополитические риски отложу в сторону) составляет год-два. Можно долго существовать в условиях стагнационной экономики, но это очень тяжелый и, наверное, тупиковый путь.
Источник: newsland.com
Нет комментариев
Комментариев еще нет.
Вы можете быть первым, кто оставит комментарий.