Избавиться от фантомов
11.10.2016 1864 Просмотров

Избавиться от фантомов

Есть ли у России шанс стать сильным игроком на глобальных рынках?

Размышления академика РАН Александра Дынкина.

В кризис важны трезвые оценки и четкий расчет

Александр Дынкин*

Полемика по концепции экономической политики огорчает: она не блещет ни новизной, ни содержательностью. По сути дела уже 25 лет она сводится к полемике вокруг двух простых идей: либо борьба за укрепление рыночных инструментов государственного регулирования, структурные реформы, использование конкуренции как драйвера роста, проведение ответственной кредитно-денежной политики; либо предложения использовать кредитную экспансию как источник инвестиций, направляемых на централизованно выбранные приоритеты, и утверждения, что инфляция — меньшее зло, а государственное планирование — оптимальный путь экономического роста.

Похоже, что дискуссия, с небольшими вариациями, по-прежнему остается в рамках наивной дихотомии второй половины 80-х годов прошлого века — «план или рынок». Сегодня, правда, помимо ультралевой идеологии оппонентов рыночной экономики добавились конкретные лоббистские устремления и желание предложить себя на высокие посты.

С чем и как мы вошли в кризис

Текущий экономический спад — уже третий в истории новой России. Спады в 1998 и 2008 годах носили выраженный V-образный характер. Если в 1998 году экономика упала на 5,3 процента ВВП, то уже в 1999 году был рост 6,4 процента, а в 2000 году — вообще 10 процентов. Это рекордный рост за последние 30-35 лет. Похожая картина была и в 2009 году.

Сегодня очевидно, что нынешний спад будет менее глубоким, но более продолжительным. Графически его можно представить U-образной или в худшем случае L-образной кривыми. В соответствии с инерционным прогнозом Минфина темпы роста у нас могут 10 лет быть ниже среднемировых. МВФ (в июле 2016 года) прогнозировал восстановление роста в 2017 году (+1 процент ВВП), а в 2020 и 2021 годах — +1,5 процента ВВП. Как это повлияет на наше позиционирование в мире?

В 2015 году мы были 6-й экономикой мира по паритету покупательной способности и 13-й по текущему обменному курсу. При сохранении вялой экономической динамики Россия может к 2030 году опуститься на 7-е место в мире по паритету, пропустив вперед себя Бразилию, и на 15-е — по текущему обменному курсу. Сразу после Мексики. Сегодня эти две страны — наши реальные конкуренты.

Каковы причины этой ситуации? Во-первых, в 2014-2015 годах завершился так называемый ресурсный цикл и мировая экономика вступила в период низких цен на сырье. Поэтому экономика России, сильно завязанная на глобальные рынки сырья, испытывает своеобразную «ломку» после полутора десятилетий «голландской болезни». Во-вторых, исчерпана экспортно ориентированная модель роста, основанная на постоянном увеличении экспортных цен на углеводороды.

Период 1999-2008 годов, когда ежегодные среднегодовые темпы роста составляли 7,7 процента и который некоторые обозреватели называют «русским экономическим чудом», дал передышку после тяжелейшего трансформационного шока 1992-1998 годов. В этот период были заложены, пусть не совершенные, основы рыночных институтов. Начало было положено правительством Е.М. Примакова, впервые в истории новой России сбалансировавшего бюджет на 1999 год. Политическая стабильность, которую принесло стране избрание президентом В.В. Путина и ответственная, профессиональная макроэкономическая политика, приоритет в проведении которой, безусловно, принадлежит А.Л. Кудрину и Г.О. Грефу, лежали в основе бурного роста в 2000-2008 годах.

Конечно, благоприятная конъюнктура мировых рынков сырья «надувала паруса» российской экономики в эти годы. Реальный эффективный курс рубля в 2013 году превышал расчетный инфляционный примерно на 35 процентов. Другими словами, доходы и домашних хозяйств, и предприятий больше чем на треть состояли из нефтяной ренты. При этом производительность труда росла гораздо медленнее. Тем не менее ряд секторов экономики (металлургия, пищевая промышленность, химия, мобильная связь, банки, здравоохранение и др.) смогли провести значительную модернизацию основного капитала. У домашних хозяйств образовалась «подушка безопасности». За последние 15 лет почти на четверть выросла средняя жилплощадь на человека в России. В домашних хозяйствах сформирован запас новейших товаров длительного пользования. Свыше 300 млрд долларов сегодня находится на банковских депозитах и, возможно, столько же хранится в наличной форме.

Сегодня нет банковской паники, как это было в 1998-1999 годах, или ее начала, как это было осенью 2008 года. Компании накопили опыт антикризисных стратегий, домашние хозяйства сменили потребительскую модель поведения на накопительную. В январе 2016 года депозиты физических лиц в финансово-кредитных учреждениях выросли по отношению к январю 2015 года на 27 процентов. Сократилась задолженность россиян и по кредитам. И если в 1998 году, когда я работал помощником председателя правительства России, многим казалось, что небо падает на землю, сегодня этого ощущения нет. Активное сальдо внешнеторгового баланса у нас осталось примерно прежним. Относительно высокими остаются и золотовалютные резервы.

В сложившихся условиях экономика может выйти на траекторию роста, особенно если поддержать спрос через пенсионеров и бюджетников, но с темпами, близкими к слабому росту ведущих стран ЕС, то есть примерно 1,5-2 процента в год. Однако экономика России, с огромным отложенным потребительским спросом на здравоохранение, образование, жилье, спросом экономики на инфраструктуру, модернизацию многих отраслей, имеет гораздо больший потенциал роста, чем высокоразвитые европейские экономики.

Риски и тормоза

Что тормозит возможности преодоления экономического спада? Конечно, критическое препятствие на этом пути — это падение инвестиций. Элементарный инвестиционный анализ опирается на отношение доходности к рискам. Так вот риски сегодня в нашей экономике, с моей точки зрения, зашкаливающие. Часто, ссылаясь на низкие ставки по кредитам в Японии, США и ЕС, призывают понизить ставки кредитования в России. Но до тех пор, пока сохраняются длительные процедуры землеотвода, подключения к энергетическим сетям, многоступенчатое оформление экспортных операций, запутанные процедуры возврата НДС по экспортным операциям, рейдерство, дискриминационный доступ к логистической инфраструктуре, другие хронические регулятивные «тромбы», ставки по кредитам, устанавливаемые на рыночных принципах, а не с потолка, не могут не учитывать эти и другие риски.

Более того, идет постоянное наращивание регулятивных и налоговых издержек бизнеса. Объем Кодекса об административных правонарушениях за последние 15 лет вырос в 2,7 раза. Если за первое полугодие 2000 года было выпущено 1717 нормативных актов федерального уровня, то за первое полугодие 2015 года — 5169 актов. Получается, 28 федеральных актов в день, считая выходные. Представьте себе вице-губернатора по экономике и финансам в среднем регионе. На него ежедневно падает этот регулятивный «ливень». И как ему с ним справляться? То же самое в компаниях среднего размера. Крупные компании, конечно, имеют десятки юристов и каким-то образом управляют этим потоком.

К чему это приводит? Обработка одного контейнера в порту Владивосток, зимой 2016 года, включая растаможку, занимала 72 часа. Южнее порта Владивосток примерно на 970 километров находится китайский порт Далянь (раньше — порт Дальний), в нем обработка контейнера занимает 18 минут. И пока по этому и другим параметрам госуправления мы не приблизимся к лидерам современной мировой экономики, говорить о том, что надо заливать страну деньгами, на мой взгляд, крайне безответственно.

Другим серьезным ограничением роста остается качество человеческого капитала. По индексу человеческого развития мы делим с Белоруссией 50-51-е место в мире. И больших подвижек здесь нет, в основном из-за продолжительности жизни. По данным Всемирной организации здравоохранения, по этому показателю мы находимся на 122-м месте в мире. Средний ожидаемый уровень продолжительности жизни у нас 70,9 года. В Северной Корее — 70,5 года. В Китае ожидаемая продолжительность жизни уже 75 лет, а в соседней с нами Финляндии — 81 год.

Очевидна и еще одна проблема — пустеет Центральная Россия. Плохо то, что воронки мегаполисов — Москвы и Санкт-Петербурга — затягивают молодежь из этих регионов и эта территория пустеет (по ряду оценок, например, 60 процентов трудоспособного населения г. Иваново работают в Москве). Такая пространственная неравномерность экономического развития — это серьезный вызов, на который пока не удается найти адекватный ответ. Ключ к нему, на мой взгляд,— это инфраструктура, прежде всего дороги и газификация, и, конечно, развитие аграрного и малого бизнеса.

Какой рост нам нужен

При появлении четкой экономической стратегии на среднесрочную перспективу и соответственно при снижении неопределенности в экономике, предоставлении большей свободы бизнесу путем обуздания регулятивного бремени, при повышении скорости и качества государственных услуг и при относительно низком курсе рубля, на мой взгляд, можно рассчитывать на возобновление роста. Конечно, он у нас не может быть выше, чем в Китае, но 3-4 процента прироста ВВП в год — реалистическая оценка. Она опирается на необходимость технологической модернизации хозяйства, потребности в развитии инфраструктуры, высокий отложенный потребительский спрос.

Вообще, у нас со времен политбюро ЦК КПСС сохраняется некая фетишизация темпов роста. Академик Струмилин еще Хрущеву предлагал «санитарную» пятилетку с целью выравнивания структурных дисбалансов. Академик Анчишкин в 1980 году с помощью расчетов по межотраслевым балансам вышел на оптимальные, с его точки зрения, 0,8 процента ВВП в год, подчеркивал важность качественного наполнения структуры выпуска. Его тоже не слушали — заставили пересчитать на 4 процента. С моей точки зрения, необходимо вернуться к приоритету качества роста над количественными показателями.

Есть исследовательские университеты и государственные научные и венчурные фонды, инновационный центр, технопарки, даже секция новых высокотехнологических компаний на ММВБ. Нет только одного — инноваций

Сторонники высоких темпов роста любой ценой предлагают различные комбинации кредитной экспансии, «инвестиционные» деньги, применение искусственных схем финансового «инжиниринга» в надежде профинансировать приоритетные, наукоемкие отрасли, малый и средний бизнес или просто инновации. При этом часто ссылаются на опыт Федеральной резервной системы США или Европейского Центрального банка, практиковавших «количественное смягчение», не вызвавшее инфляционной волны. Все это так. Но только если бы мы могли эмитировать не рубли, а доллары или евро. Эти мировые валюты имеют практически не ограниченный глобальный спрос, являются привлекательным финансовым активом.

К сожалению, этого пока нельзя сказать о нашей национальной валюте. Стихла шумная кампания по превращению Москвы в международный финансовый центр. Вместо этого предлагаются искусственные финансовые схемы, призванные удержать «инвестиционные» деньги от попадания на валютный или потребительский рынки. Такого рода утопические предложения, по своей экзотичности отчасти напоминающие «три модели хозрасчета» тридцатилетней давности, можно попытаться осуществить. Но только если одновременно отменить конвертируемость рубля, ввести «фондирование», карточное распределение потребительских благ, множественные валютные курсы. И еще — восстановить Госплан, Госснаб, Госкомцен и другие «прелести» обанкротившейся центрально-планируемой экономики. Ведь, по сути, сторонники денежной накачки призывают к обанкротившимся экономическим стратегиям.

Проэмиссионный курс способен взорвать социально-политическую стабильность. Поэтому считаю: отказываться от умеренно-жесткой кредитно-денежной политики контрпродуктивно. Можно обсуждать превышение ключевой ставки над текущей инфляцией, можно подумать об увеличении госдолга. Но опыт количественного смягчения — пока рубль не является глобальным активом — это не для нас.

Повестка дня

На период выхода из спада, с моей точки зрения, стоит объявить мораторий на новые законодательные и нормативно-правовые акты, которые ухудшают условия хозяйствования. Следует резко упростить условия госзакупок по тендерам. Пока это законодательство ориентировано в основном на процедуру, а не на конечный результат. Необходимо устранить барьеры по экспорту для средних компаний. И, конечно, необходимо неуклонное движение к таким хорошо известным экономистам разных школ институтам, как конкурентная среда внутренних рынков, защита инвесторов и эффективная судебная система. Только структурные реформы, направленные на восстановление конкурентного климата, позволят преодолеть инновационную апатию.

В сфере нововведений сложилась парадоксальная ситуация. В результате массированного и не всегда критического заимствования зарубежных институтов, практик и процедур в России сформированы практически все элементы стандартной англосаксонской инновационной системы: есть и исследовательские университеты, и государственные научные и венчурные фонды, и инновационный центр, и технопарки, и даже секция новых высокотехнологических компаний на ММВБ. Нет только одного — инноваций. Почему?

С моей точки зрения, причина в том, что не укоренилось еще представление о том, что инновация — это исключительно рыночное, экономическое событие. Это не технологический прорыв, не новое открытие или изобретение. Инновация, продуктовая или в сфере услуг, рождается в точке пересечения общественной потребности (другими словами — платежеспособного спроса) и технологии.

Если инновацию надо «внедрять» — это из другой оперы. И реальное изменение здесь опять связано со структурными реформами. Дело в том, что до тех пор, пока победу в конкуренции на рынках может принести использование административного ресурса, а не конкуренция за долю рынка, за потребителя по качественным инновационным эффектам, до тех пор бизнес не будет фокусировать свои стратегии на создании и использовании нововведений.

У нас существуют конкурентные позиции в таких секторах, как нефтедобыча, химия, сельское хозяйство, атомное, транспортное, сельхозмашиностроение, вертолетостроение, связь, банковское дело, производство строительных материалов, робототехника. Структурные реформы в государственном регулировании, госуправлении, судебной системе позволят эти позиции сохранить. И из всех этих секторов можно начать движение вглубь технологического пространства, в смежные, технологически сопряженные отрасли. Заимствование технологий, встраивание в глобальные цепочки добавленной стоимости на этом пути — неизбежный процесс. Но надо стремиться к тому, чтобы центры прибыли и системной интеграции технологий сдвигались на территорию России.

Технологический фактор

Сегодня увеличивается количество игроков на глобальных рынках хай-тек, обостряется конкуренция за так называемую инновационную премию. Достигли своих пределов, прежде всего с точки зрения экологии, демографии, многие технологические решения. Наконец, с инновационным превосходством государства и корпорации связываются надежды удержать или, наоборот, захватить глобальное лидерство. Происходит разворот от фронтального подхода к науке и инновациям к фокусировке ресурсов.

Хочу отметить, что сегодня конкуренция на глобальных рынках высоких технологий идет уже скорее не между странами, а именно между консорциумами и цепочками добавленной стоимости. Конечная цель инновационного роста, конечная цель национальной конкурентоспособности — это удержание высококвалифицированных и соответственно высокооплачиваемых рабочих мест на своей территории. Без этого невозможен рост уровня и качества жизни.

Актуальным организационно-управленческим ответом на все эти вызовы стало формирование центров превосходства. Центры превосходства — специальная форма финансирования в целях сокращения времени научно-инновационного цикла. Для России это важно с точки зрения ликвидации критической зависимости по ряду импортных позиций: на сегодня это самый современный организационный прием интеграции науки, технологий и рынка. Эти структуры создаются при ведущих научных организациях и университетах. Китай, например, уже активно пользуется этим приемом. А в странах ОЭСР количество таких институций уже перевалило за 320.

Не в наших интересах оказаться на обочине крупнейших за последние 70 лет международных трансформаций. В долгосрочном плане возможность эффективного международного позиционирования будет зависеть не только от военных мускулов, но и от нашей способности к инновационному развитию, от уровня и качества жизни, от умения выстраивать выгодные отношения с другими крупными игроками.


*Автор — академик РАН, директор Национального исследовательского института мировой экономики и международных отношений им. Е.М. Примакова РАН

Источник: http://kommersant.ru

Предыдущая запись В Севастополе обсудили индекс предпринимательской уверенности в промышленности
Следующая запись Бизнес-омбудсмен: самозанятым гражданам нужно дать статус ИП

Вам также будет интересно